Все, пора.
Где отец твой, Адам? Встает из-за стола…
…Вот и закончились твои записи, папа.
Как и жизнь – на самом интересном месте.
Или все-таки?! Умерло лишь тело, бренная плоть, как это случается с нами? С большинством?! Я не знаю. Оказывается, я еще многого не знаю. Адам не разучился удивляться? делать открытия? пытаться постичь?! – несмотря на тысячи тысяч прожитых жизней… Ты сумел удивить меня, папа. Я скорее откушу язык, чем назову тебя «плотским отцом». Сейчас, закончив чтение, я поймал себя на чуждом, незнакомом ощущении: мне вдруг захотелось ненадолго побыть – тобой. Или хотя бы – таким, как ты.
Влезть в «черный ящик».
Это естественно для шестилетнего мальчишки: «Хочу быть, как папа!» Беда в том, что мальчишку зовут Адам. Рябь по воде – в меня входит кто-то, миг назад бывший посторонним. Неужели?.. Мгновенная радость, и сразу – разочарование. Нет, папа, это не ты. Очередной присоединившийся. Пора бы привыкнуть. Я и привык, вот только…
Неужели я надеюсь?
Надеюсь и жду – тебя?!
Я знаю, как это: собирать. По крохе, по крупице. Сочетать в себе, ощущать единым целым, океаном бытия. Я знаю, что скоро нас останется двое: Адам и Ева. Навсегда. Даже если завтра мне на голову упадет кирпич. Моего поколения хватит, чтобы двое – дожили. Двое в Эдеме. Двое на Земле.
Двое – значит, все.
Верней, почти все. Кое-кого не будет с нами. Тебя, папа. Таких, как ты. Почему? У меня нет ответа, зато есть странное чувство. Несправедливость, равнодушие чужого замысла – это всегда странно. Может быть, ответ был у тебя? Отчего мне кажется, что сегодня, погибнув у школьного двора, ты сумел ответить на риторический вопрос?! Что узнал ты, чего не знаю я?
Сейчас я попытаюсь стать тобой. Понять, ощутить. Я уже давно ничего не писал. Я уже давно не пытался стать кем-то. Но я возьму в руки шестую (шестьдесят шестую? шестьсот шестьдесят шестую?!) тетрадь в клеточку – чистую, со слегка пожелтевшими листами. Возьму ручку с фиолетовыми чернилами (компьютер – не для нас с тобой, правда, папа?).
Сяду за твой стол.
Это ты, папа? На самом деле ты?! Стоишь рядом, кладешь руку на плечо, улыбаешься ободряюще. Я не знал, что можно – так. Не внутри, вместе, единой жизнью, но рядом, с рукой на плече. Генерал Сыч! Разрешите доложить: рядовой Сыч к выполнению задания готов! Как хорошо, что ты писал от третьего лица. Иначе у меня ничего бы не вышло. А так – мы сделаем это вместе. Вместе, рядом, локоть к локтю, плечом к плечу, – видишь, я научился банальностям. Выходит, можно.
«Можно», – киваешь ты, и я улыбаюсь, кивая в ответ.
Значит, я все делаю правильно.
Мы с тобой все делаем правильно.
Принимая огонь, соглашаясь на тьму,
Забывая про все, обучаясь всему,
Мы становимся старше, – богаче?
беднее?! —
И бессмысленно к небу взывать:
«Почему?!»
Кирилл Сыч
Кирилл вышел из дому около часа дня. До школы – пятнадцать минут неспешной ходьбы. Уроки заканчиваются в 13:30, как сказала завуч Клара Наумовна.
Времени – вагон.
…Учительница, уроки, школа. Имеет ли это теперь хоть какой-то смысл? Для Адама, для его одногодков? Ведь в телах «последышей» – концентрат многих жизней, постоянно собирающий, аккумулирующий в себе тех, кто раздумал длить отдельное существование, сбрасывая за ненадобностью телесную оболочку. Для старших детей, кому сейчас девять, десять и больше – смысл безусловно есть. «Ментики» начинают работать, в среднем, с 13–14 лет. Природа – или кто там? впрочем, не важно! – предусмотрительна. Пока ребенок не стал подростком, поток мыслеобразов по менто-связи способен необратимо изменить сознание и мировосприятие, а нахлынувшие ипостаси – так и вовсе задавить, подмять под себя хрупкую психику. До этого рубежа дети учатся, как все. Потом вступают в силу новые методики, система прямого обучения…
Зато Концентраторы изначально помнят свои жизни, имя которым – легион, с самого рождения. Им не нужны «ментики» для запуска «эффекта Казаряна», они никогда не болеют, их обожают собаки и не жалят осы… Зачем им азбука? Арифметика? «Сказка о царе Салтане»?! Ну, разве что ознакомиться с последними новинками и достижениями… И, тем не менее, Адам с явным удовольствием собирал накануне портфель, аккуратно укладывая в него пенал с ручками и фломастерами, угольник, тетради, дневник. Точно так же, как раньше увлеченно возился в песочнице с паровозиками, играл в жмурки, в «квача». Почему? На этот вопрос Адам однажды ответил прямо и недвусмысленно. Им нравилось быть детьми. Это было их последнее детство, и они старались взять от него все, что можно.
Похоже на правду. Заслуживает доверия. Кирилл и поверил… почти. Но сейчас, буквально пару минут назад вдруг подумалось, что это – лишь одна из причин подобного поведения. Возможно, даже не самая главная. Крылась здесь иная подоплека – до боли знакомая, такая простая и очевидная, что Кирилл никак не мог ухватить ее суть. Скорее всего, сами Концентраторы тоже не подозревают о первопричине. Тайна за семью покрывалами, дышащая на уровне подсознания, ясный посыл, движущий ими, – что заставляет выдумывать стройные и очень убедительные теории на сознательном уровне.
Сворачивая возле аптеки, Кирилл принялся насвистывать.
Вот и чисто символическая ограда школьного двора, которую легко одолеет любой первоклашка. Шум, крики, звучит запоздалый звонок (все уже давно во дворе). Ну конечно, первого сентября ребят отпустили с уроков чуть раньше – праздник все-таки. Правда, галдеж во дворе жидковатый. Детей в школе мало… А старшеклассники вообще по домам сидят. Или за город умотали. С «ментиком» – без проблем! Одновременно купаешься в речке, учишь алгебру, физику, информатику, обмениваешься с приятелем свежими анекдотами, договариваешься с девушкой о свидании.